Книга На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота - Иван Крузенштерн

Столетия уже прошли, как европейские миссионеры стараются о введении христианской веры в Китае, однако кажется, что оная скоро подпадет той же участи, какую имела в Японии. Она недавно подверглась новым гонениям правительства. Но сему удивляться надобно менее, нежели напряженному рвению миссионеров к соделанию китайцев христианами. Безуспешные опыты в продолжении многих столетий[175] даже и при благоприятствовавших обстоятельствах долженствовали бы, наконец, уверить их в суетности стараний. Число обращенных в христианскую веру так маловажно, что оное в отношении к чрезвычайному многолюдству обширного государства за ничто почтено быть может. Но невзирая на то, католическое духовенство продолжает посылать почти ежегодно туда своих миссионеров, хотя ему не может быть безызвестно, что любовь к наукам некоторых китайских императоров, а больше невежество китайцев, есть единственная причина терпимости миссионеров. Китайцы почитают их необходимыми для сочинения календаря своего, в чем научиться сами имели они уже довольно времени, но теперь по сему одному обстоятельству подверглись бы великим затруднениям, если бы миссионеры оставили Китай вовсе.

Император давно уже был недоволен рвением миссионеров к обращению татар, подданных его, в христианскую веру, как изданный по сему поводу манифест то доказывает, но настоящего на христиан гонения виною следующее происшествие. Итальянский миссионер Адьюдати послал с нарочным из Пекина в Кантон к приятелю своему сочиненную им карту одной китайской области, в коей находился он долгое время. На пределах провинции, где обыскиваются проезжающие каждый раз весьма строго, обыскали равномерно и сего посланного, который, кроме карты, имел при себе также много писем от разных европейских миссионеров к приятелям их в Макао. Вероятно, что посланному сему вперена была необыкновенная предосторожность, ибо он объявил сначала не ту провинцию, из которой ехал. Как скоро открыли лживость его показания, то и возымели подозрение.

Посланного взяли под стражу и отправили с картою и письмами в Пекин, где предан пытке, чтобы выведать признание, кем был отправлен. Он показал на итальянца Адьюдати. Сего посадили немедленно в темницу, а дом его, равно как и всех находившихся в Пекине миссионеров, обыскали наистрожайше. Возымев подозрение на всех миссионеров, отправили письма Адьюдати к российскому епископу для узнания содержания оных. Сей отклонил, однако, от себя неприятное поручение под предлогом, что он не имеет довольных сведений в языках, на коих письма сии нисаны. Таковой отзыв российского епископа послужил много к спасению миссионеров, и сии признали сие с должной благодарностью. Поучительные книги христианского вероисповедания, переведенные миссионерами на язык китайский, конфискованы и сожжены; ревность миссионеров к проповеданию христианской веры почтена поступлением.

Я имею перевод Стаунтона с императорского манифеста, содержащего в себе меры против миссионеров. Оный написан не без остроумия. Многие помещенные в изданных миссионерами на китайском языке книгах наставления в христианском законе осмеяны. Миссионеры обвиняются в обращении татар в христианскую веру, «которая, – говорит император в своем манифесте, – судя по книгам, изданным ими, бессмысленнее даже сект Фое[176] и Таоссе»[177]. Распространенная миссионерами между татарами повесть о Пейт-Сее, татарском принце, осмеивается наипаче. В оной написано о сем принце, что он частью за худые свои деяния, но более всего за невнимание увещаниям богобоязливой своей супруги Фо-Тсиен, татарской принцессы, отведен во ад легионом дьяволов, где плавает в вечном пламенном океане. «С именами Пейт-Сее и Фо-Тсиен могли познакомиться миссионеры не иначе как чрез частое обращение свое с татарами. Грубая, несообразная с понятием, выдумка их об участи Пейт-Сее кажется весьма нелепою». В манифесте осмеивается равномерно и повесть миссионеров о святой Урсуле, которую наказал отец ее за непослушание смертию, чрез что Тиен-Чи, господь неба и земли, раздражен был столько, что поразил его громовым ударом. «Сия повесть, – сказано в манифесте, – должна служить наставлением родителям, чтобы они не противодействовали намерениям и предприятиям детей своих. Явная противоположность здравому рассудку и общественному порядку. Таковое учение не менее опасно, сколько и необузданная опрометчивость бешеной собаки».

Император заключает манифест внушением татарам, подданным его, предосторожности от миссионеров и увещанием, чтобы они исповеданию своему, законам и обычаям оставались навсегда преданными. Для возможного же предупреждения худых следствий повелевает он составить сословие, долженствующее надзирать за миссионерами бдительным оком. Адьюдати изгнан в Татарию; другой итальянский миссионер Шоизен Сальватти, странствовавший в государстве без позволения правительства, захвачен недалеко от Кантона, в коем, сказывали, содержится в темнице. Мне говорили также и об одном поляке, который пойман на границе и мучен был жесточайшим образом. По издании манифеста приняты немедленные меры к изысканию обратившихся в христианскую веру. Обличенный в сем должен был отречься от оной клятвенно, в противном случае принять смертную казнь. Два только знатных мандарина, родственники императора, не хотевшие отречься от христианской веры, освобождены от смертной казни, но они сосланы в Елеутскую Татарию.

Аббат Менгет, французский миссионер, агент в Кантоне миссионеров своей нации, находящихся в Китае, утверждал, что гонение на христиан теперь не столь жестоко, хотя за миссионерами, коим позволено остаться в Пекине, и надзирают с великою внимательностью, и хотя приезжающих вновь миссионеров строго запрещено впускать во внутренность государства. Во время бытности нашей в Кантоне привезены туда в начале января два французских миссионера, которым предлежал путь в Макао. Они жили прежде в сем месте пять лет, ожидая позволения на прибытие в Пекин. Наконец, оное прислано и они туда отправились, но, находившись в близком расстоянии уже от столицы, получили повеление возвратиться опять в Макао.

В бытность их в Кантоне, продолжавшуюся только два дня, запретили им выходить на берег, но приятелям и знакомым посещать их позволяли. На привезшем их судне написано было большими буквами, что они посланы по повелению императора для отправления их в свое отечество. Впрочем, миссионеры сии хвалили очень обхождение с ними китайцев, ибо их везли и содержали на императорском иждивении и поступали с ними нестрого. Путь их, говорили они, был бы даже приятен, если бы предназначение их через то не разрушилось. Теперь не осталось им более ничего, как возвратиться в Европу. Ибо сомнительно, чтобы они когда-либо успели в своих предприятиях.

Кантон, великий торговый город, достоин любопытства иностранцев наипаче потому, что в нем видеть можно народы почти целого света. Кроме всех наций европейских, находятся там природные большей части торгующих стран Азии, как то: армяне, магометанцы, индостанцы, бенгальцы, персы[178] и прочие. Они приходят более в Кантон морем из Индии и возвращаются тем же путем обратно. Многие из них, подобно европейцам, имеют в Кантоне своих агентов, живущих там беспрерывно, не так, как агенты европейских наций, которые летом должны жить в Макао.